Главное меню
Общие сведения

  Замки Латвии
Латвия - главная
Состояние замков

Айзкраукле I - Ашераден
Айзкраукле II - Ашераден
Айзпуте (Е) - Хазенпот
Айзпуте (О) - Хазенпот
Алсунга - Алшванген
Алтене - Алтона
Алуксне - Мариенбург
Арайши I - Эзерпилс
Арайши II - Арраш
Арлава - Эрвален
Асоте - Асутен
Аугстрозе - Хохрозен
Бабите - Бабот
Балтава - Балтов
Бауска - Бауске
Берзауне - Берзон
Борнсминде - Борнсмюнде
Брамберге - Бранденбург
Буртниеки - Буртнек
Вайнижи - Вайнзель
Валмиера - Волмар
Валтайки I - Олденбург
Валтайки II - Нойхаузен
Вартая - Вартаген
Вентспилс - Виндау
Виляка - Мариенхаузен
Гауйиена - Адзель
Гробиня - Гробин
Гулбене - Шваненбург
Даугавпилс - Алт-Дюнабург
Даугавпилс - Дюнабург
Дзербене - Сербен
Дзинтаре - Дзинтерн
Дигная - Дубена
Добе - Добен
Добеле - Доблен
Доле I - Алт-Дален
Доле II - Дален
Дрога - Дроген
Дундага - Донданген
Дурбе I - Линдале
Дурбе - Дурбен
Елгава - Митау
Ерсика - Герцике
Заубе - Юргенсбург
Икшкиле - Юкскюлль
Индрица - Недериц
Калнамуйжа -Хофцумберге
Калснава - Кальценау
Кандава - Кандау
Каупре - Абельхоф
Квепене - Квепен
Керклини - Керклинген
Кокнесе - Кокенхузен
Краслава - Креславка
Криевциемс - Рушендорф
Кримулда - Кремон
Крустпилс - Крейцбург
Кулдига - Голдинген
Лиелварде I - Алт-Ленневарден
Лиелварде II - Ленневарден
Лиелстраупе - Гросс-Рооп
Лиепая - Лива
Лиепене - Лепен
Лимбажи - Лемзаль
Локстене - Локстен
Лубана - Лубан
Лугажи - Луде
Лудза - Лудзен
Ляудона - Лаудон
Мазстраупе - Кляйн-Рооп
Маконькалнс - Фолкенберг
Малпилс - Лембург
Мартиньсала - Гольм
Межотне - Мезотен
Муйяни - Моян
Мурмуйжа - Муремойс
Набе - Наббен
Нерета - Нерфт
Нитауре - Нитау
Нурмуйжа - Нурмхузен
Пекас калнс - Каугерсгоф
Пиебалга - Пебалг
Пилтене - Пилтен
Попе - Попен
Приекуле - Преекульн
Рауна I - Алт-Роннебург
Рауна II - Роннебург
Резекне - Розиттен
Ремине - Ремин
Рига - все замки
Ринда - Ангермюнде
Розбеки - Розенбек
Ропажи - Роденпойс
Руйиена - Руен
Рундале - Руэнталь
Сабиле - Цабельн
Сака - Сакенхаузен
Саласпилс - Кирхгольм
Салацгрива - Салис
Салдус - Фрауэнбург
Светкалнс - Хайлигенберг
Свитене - Швиттен
Селпилс - Селбург
Сигулда - Зегеволд
Скрунда - Шрунден
Скуене - Шуен
Смилтене - Смилтен
Стабеги - Эйхенангерн
Стенде - Стенден
Сунтажи - Сунцель
Талси I - Алт-Талсен
Талси II - Талсен
Тервете - Терветен
Тирза - Тирзен
Триката - Трикатен
Тукумс - Тукум
Турайда - Трейден
Унгурпилс - Пюркельн
Цесвайне - Зессвеген
Цесис I - Алт-Венден
Цесис II - Венден
Цирава - Цирау
Шлокенбека - Шлокенбек
Эдоле - Эдвален
Эмбурга - Анненбург
Эмбуте - Амботен
Эргеме - Эрмес
Эргли - Эрлаа
Яунпилс - Нойенбург

  Городища и
  гипотетические замки
Айнажи
Аутине
Балдоне
Грамзда
Даугмале
Дуналка
Кубеселе
Ницгале
Прейли
Сатезеле
Сатекле
Унгурмуйжа
Энгуре

  Другие замки
Замки Эстонии
Замки Литвы
Другие страны

  Статьи по теме

О замке на форуме

Замок Алуксне (Мариенбург - Marienburg)

(1342)

Фото Валерия Смолика, 2009 г.

Развалины замка комтура Ливонского ордена Мариенбург расположены на западном берегу Замкового острова (Пилссала или Мариинский остров (9,9 га), в 100 м от юго-западного берега Алуксненского озера. Город Алуксне (Алуксненского края Яуналуксненской волости) находится в северо-восточной части Видземе, в средней части Алуксненской возвышенности, в 20 км к юго-востоку от нынешнего шоссе Рига-Псков. Замок был соединен с сушей деревянным мостом длиной примерно 120 м. Представляет собой т.н. тип водного замка, чью основную оборону и затрудненный доступ обеспечивает нахождение на острове.

В южном конце полуострова Алуксненского озера находится самое высокое место в округе - городище Алукснес (28 м над уровнем озера) с широким видом на озеро, острова и город. Озеро Алукснес - 11-е по величине в стране (15,9 кв. км) и самое большое озеро региона. Его длина - ок. 6 км, ширина - 4 км, общая длина береговой линии достигает 21 км. Средняя глубина озера - ок. 7 м, известное самое глубокое место - 16,6 м, 191 м над уровнем моря. На озере четыре острова с площадью 0,1 кв. км. - Маза сала, Пилссала (самый большой - 9,9 га), Цепуритес сала и Гара сала.

ПРЕЖНИЕ НАЗВАНИЯ. 1413 – Marienburg; 1420 – Marienborch; 1431 – Mergenborch; 1436 – Mergenborgh; 1438 – Margenborg; 1495 – Margenborch; 1500 – Merienborg; 1501 – Margenborch, Merienburg, Marienburgh, Marienburg; 1521 – Marienburgk; 1540 –Margennborch, Marienburch.

Примечание: Текст пока не отредактирован и содержит просто отдельные информационные блоки, мало связанные друг с другом, поэтому могут быть повторы!

Алуксненский замок играл важную роль в Ливонии, и недаром жители Алуксне и поныне гордятся славным прошлым замка и города вокруг него. Как пишет Мара Свире (“Сквозь век и века”): “Алуксне не построено на семи холмах, как Рим, но холмы - вокруг него и само оно вокруг холмов. И в моей, вашей жизни, и в жизни каждого жителя Алуксне оно намного значительнее, чем Рим.”

Латгальская земля Атзеле (в древнерусских источниках Очела) простиралась между Талавой и Псковским княжеством. В Атзеле, центром которой был замок Алуксне, кроме латгалов жили также прибалтийские финны, о чем свидетельствуют топонимы, а также могильники эпохи позднего железа - т.н. жальники. В качестве государственных образований Талава и Атзеле политически зависели от Пскова. Территория Алуксне была населена во 2 тыс. до н.э. В XIII в. она входила в латгальское государственное образование Атзеле. У Псковской дороги до немецкого нашествия стояло городище предков. Через область шел путь от побережья Балтики в Псков и Новгород.

Алуксненская область чрезвычайно богата могильниками и городищами. Древний центр области ищут на Темплякалнсе в Алуксне, где серьезные исследования не проводились, однако тип укрепления и находки там указывают на населенность XIII в. Городище устроено на высоком (30 м высотой) берегу Алуксненского озера, его площадь 80 х 30-40 м, один конец которого ограничивали три вала с рвами.

Алуксне как населенное место известно со времен неолита, что подтверждают материалы археологических экспедиций 1978-80 гг. Считается, что свое название оно получило от старинного слова “алуксна”, что означает богатое родниками, влажное место в лесу.

Во времена неолита жители Алуксне занимались охотой и рыболовством. В старину окрестности Алуксне населяли финно-угорские племена. Около VII в. с юга сюда пришли племена балтов. Территориально окрестности Алуксне входили в территорию, населенную латгалами, о чем свидетельствуют найденные старинные вещи. Существовали тесные торговые связи с соседними Псковским и Новгородским княжествами. Эти связи способствовали возникновению феодальных отношений в землях латгалов еще до вторжения немцев в XIII в.

За горкой Канцелес вправо (к востоку) от ул. Пилс отходит ул. Миера, ведущая на Алуксненское кладбище, до которого 1,5 км. Через 1 км от ул. Миера вправо (к оз. Алукснес) ведет ул. Темплякална. По ней можно попасть на берег озера, где возвышается латгальское городище Темплякалнс высотой ок. 30 м; на него можно попасть также со стороны кладбища. В 1807 г. на вершине г. Темплякалнс построена гранитная ротонда (т. н. храм), откуда и происходит название горы. От ротонды открывается прекрасный вид на озеро и парк на противоположном его берегу.

Если посмотреть по карте места нахождения орденских замков и замковых округов, то можно увидеть, что почти все они находятся вблизи известных более ранних латышских городищ. Латышские городища есть в таких округах: Алуксне - 2 (в волости) и др. Следовательно, так же, как и в архиепископстве, орден использовал для своей системы укреплений “военные округа” древних латышей. Алуксне - в древнерусской летописи IX в. - Олиста (Olysta).

Территория современного Алуксненского района в начале XIII в. входила в состав населенного латгалами Атзельского края, в 1224 г. завоеванного немцами. Земля Атзеле - древнейшая часть Латгалии, которая как terra Adzele упомянута в 1224 г., когда Рижский епископ Альберт и магистр Ордена меченосцев Фолквин разделили подчиненные латгальские области. Арвед Швабе так переводил отрывок из договора 1224 г.: “Кроме того, область, которую называют Гауйиена (Атзеле) кроме вышесказанного, принадлежит им (т.е. Ордену), однако нам самим (Рижскому епископу) от этой области переходят Березне, Порнуве, Абелен и Абрене.” Упомянутая в документе фраза “кроме вышесказанного” означает, что Орден получил одну треть земли, а Рижский епископ - две трети. Т.к. в епископской части упомянуты 4 области, выходит, что в Орденской части должна быть еще какая-то не названная по имени область. Эту область можно идентифицировать с Алуксне, которая уже во времена Ливонского ордена входила в состав их земель. Исключая договор от 1224 г., не имеется другого документа, удостоверяющего, что область Алуксне в это время перешла в собственность Ордена. Границы этой Алуксненской области определены достаточно точно. С трех сторон ее окружали эстонские земли, болота Педедзе и область Гулбене, а в западном направлении - Гауйиена. От Гауйиены Алуксне отделял массив болот между Гауей и Мелнупе.

В 1225 г., когда округ делили между собой рижский епископ и орден меченосцев (впоследствии Ливонский орден), Алуксне досталось ордену. Из устья Даугавы через Гаую шел старый торговый путь на Псков, по которому русские князья временами взыскивали свою дань, потому что Алуксне был древним округом Талавы, который при разделе в 1225 г. между Рижским епископом и орденом меченосцев, получил орден. В этих войнах был разрушен старый латышский замок на Большом острове Алуксненского озера.

Еще в 1242 и 1285 гг. русские сборщики дани собирали налог в округе Алуксне (с изгоев!). Карамзин: В подлиннике (статья I): “Изгой либо Словенин”. Изгоями назывались жители области пограничной с Ливониею (см. нашу Историю Т. IV, примеч. 336, и новое изд. Правды, стр. 8), и населявшие особенную улицу в Новегороде: об них упоминается в древнем Новогородском Уставе о мостовых (см. ниже) и в летописи Псковской; вероятно, что они были Латышского или Чудского племени.

Во второй псковской летописи Алуксне впервые упоминается в 1285 г. Письменные сведения о старинной жизни Алуксне очень неполны и не дают всестороннего обзора ни в плане социально-политической истории, ни древнего зодчества, ни хозяйства, торговли, военного искусства, ни культуры, хотя археологические исследования свидетельствуют, что Алуксне как населенный пункт возле юго-западного залива озера имеет древнее прошлое. Первые письменные свидетельства найдены в псковских летописях. Там, в рассказе о гибели 40 псковичей в столкновении с немцами 12 января 1285 года, впервые упоминается название нашего города. Название Алуксне произошло от древнего слова “aliiksna” - место, богатое источниками в лесу. Во 2-й Псковской хронике упомянуто, что в 1285 г. 2 января немцы убили 40 псковичан, которые собирали дань в Алуксне (Аликсте).

В XIII в. местность Алуксне вошла в состав латгальской земли Адзеле (Очела), которая платила дань псковским князьям. Название Алуксне (Волыст, Алыст) впервые упоминается в 1285 г. в псковских летописях, и его мы можем связывать с городищем на полуострове Алуксненского озера.

Алуксне был орденским комтурским замком. Названный И.Г.Арндтом (1753) 1341 год как год строительства замка, наверное, все же не вполне точен. В хронике Германа Вартбергского упомянуто, что орденский магистр Буркхардт из Дрейлебена замок начал строить 25 марта 1342 года (в день возвещения Марии), вследствие чего тот получил название замка Марии (по-немецки - Marienburg) такое же, как у резиденции верховного магистра Тевтонского ордена в Пруссии (ныне - Мальборк в Польше).

Это был замок комтура и самая мощная крепость в восточной части владений ордена. Первый комтур - Арнольд фон Фитингоф - родоначальник династии владельцев имения Алуксне. Хроника Германа из Вартберга сообщает, что замок Алуксне освящен 25 марта 1342 г. - в день Святой Девы Марии, откуда он и получил немецкое название - Мариенбург.

Алуксненский замок построен как форпост для охраны границы орденского государства и опорный пункт для борьбы с вторжением русских Пскова. Так как предыдущий центр комтурии Гауйиена находился на окраине края, а замок Алуксне построен в его середине и ближе к границе, тот перенял функции комтурии. В XIV-XVI вв. имя Алуксне часто упоминается в исторических источниках и как место издания разных документов, и в связи с с орденской подготовки для войны с русскими.

В северо-восточном углу государства Ливонского ордена находилось Алуксненское комтурство для отражения нападений русских со стороны Пскова. Комтурство делилось на два округа: Алуксненский и Гауйиенский. Дата постройки замка - 1342 г. Число рыцарей - 7, братьев-священников - 1, всего 8.

Чтобы защитить приграничные области от нападений псковитян, магистр <фон Дрейлебен в начале 1342 г.> поручил вильяндскому комтуру Госвину фон Герике выстроить два замка - Алуксне и Вастселинн. Псковитяне, догадавшись о грозящей опасности, напали на замки с войском в 400 чел. Когда русские подошли к Алуксненскому замку, Госвин фон Герике со знаменем ордена в руках напал на псковитян перед замковыми воротами; когда русские увидели орденский черный крест на белом знамени, кто-то из их старших предупредил, что орденские братья - упрямые (trotzige) воины, однако остальные русские его игнорировали и напали на более слабое место замка, натаскали туда деревьев и попытались сжечь замок. 82 русских при штурме погибли, однако оставшиеся продолжали наступать с камнями и огнем. Однако псковитянам не удалось взять замок, и они отступили назад в свою землю.

До 1342 г. в Алуксне было создано комтурство и его комтур с 60 воинами вторгся в Псковское княжество, пересекши р. Великая; в то же самое время псковитяне организовали вместе с жителями г. Острова поход на Латгалию, и оба войска 5 июня встретились у р. Великая. По сведениям хрониста Б. Хонеке, ливонцы напали на псковитян и убили 12 их воинов вместе с их вождем, псковским бургграфом (князем?); со стороны ливонцев в бою погибло 4 латыша и 1 немец; комтур был тяжело ранен в голову между глаз.

По сведениям русской летописи, в ливонском войске было 200 латышских и немецких воинов, на стороне псковитян - всего 60, без островитян, которые не прибыли на место битвы вовремя. Битва между ливонцами и псковитянами длился от рассвета до полудня; в нем погибли оба предводителя псковитян вместе с 7 другими русскими; остальные псковитяне, утомившись в бою, отступили. Но тут на поле боя прибыли островитяне, которые вынудили ливонцев бежать, причем многие латыши и немцы были убиты и утонули в реке.

Хронист Б. Хонеке рассказывает, что после переправы через Великую бежавшие ливонцы возвратились в свою землю с большой добычей. Хронист Хонеке сообщает, что в 1340-х гг. алуксненский комтур с 60 воинами вторгся в земли псковитян; во время вторжения произошло несколько сражений, в которых погиб 1 немец и 4 латыша; по сведениям русской хроники, врагов было 200.

Одновременно здесь образовался важный торговый центр. Здесь находились меховые склады Ордена. Торговцы могли здесь переночевать и получить проводников.

Один из магистров ордена, Арнольд фон Фитингоф (1359-1364) до этого был комтуром в Алуксне, а также в Кулдиге и Ревеле. Следующей по важности группой командиров были комтуры. Это были коменданты важнейших орденских замков, и поэтому при названии их должности всегда присутствовало название того замка, в котором он правил; подчиненный комтуру округ назывался комтурством. В 1347 г. на территории Латвии комтуры были в Риге, Сигулде, Вентспилсе, Елгаве, Кулдиге и Даугавгриве; в 1422 г. комтуры были также в Айзкраукле, Алуксне, Добеле и Даугавпилсе.

Н.М. Карамзин: <Войны с Ливониею>. Впрочем, покровительство Василия Дмитриевича не доставило Пскову безопасности. Брат его, Константин, взяв за Наровою Немецкий городок Порх, уехал назад в Москву; а Магистр Ливонский, Конрад Фитингоф, соединясь с Курляндцами, разбил Псковитян: три Посадника и 700 лучших граждан легло на месте. Еще два раза входил он в их владения, жег села, пленял людей, не щадя и Новогородцев, которые, злобствуя на Псковитян, отказались и тогда действовать с ними заодно против общих неприятелей. Сии частые войны с Ливониею обыкновенно не имели никаких важных следствий. Хотя Немцы мыслили присоединить Псков к своим владениям с согласия Витовта и Свидригайла (как то видно из договора, заключенного между ими в 1402 г.): но имея более властолюбия, нежели силы, они только грабили, убивали несколько сот человек и чувствовали нужду в мире для выгод торговли.

В конце XIV в. на юго-западном берегу озера (в окрестностях нынешней ул. Миера) образовалось торговое поселение. В связи с постройкой замка на берегу оз. Алукснес образовалось местечко, где расцвела торговля, действовало несколько трактиров, была также построена первая деревянная церковь (сгорела в 1627 г. во времена польско-шведской войны). Большое количество товаров перевозилось по Даугаве, а также по второму торговому пути, который вел из Риги через Цесис и Алуксне в Псков.

Земли Ливонского ордена делились на комтурства и фогтства, которых до XV в. насчитывалось 30-40, а в XV в. соответственно 9 комтурств и 11 фогтств. На территории Латвии в период существования Ливонского ордена (1237-1562) были Кулдигское, Вентспилсское, Добельское, Елгавское, Рижское, Цесисское, Алуксненское, Даугавпилсское, Волкенбергское комтурства, Гробиньское, Кандавское, Бауское, Резекненское фогтства, подразделенные, в свою очередь, на мызные округа, или амты (Ampter). Существовали еще особые магистерский (от Цесиса и Руиены до Риги и Тукумса) и ландмаршальский округа (вокруг Сигулды, Елгавы, Даугавгривы и Айзкраукле).

В 1422 г. комтуры были также в Айзкраукле, Алуксне, Добеле и Даугавпилсе. В период с 1342 по 1560 гг. в замке правило много комтуров (более 20).
Левис оф Менар: Доказано, что с 1342 по 1560 гг. было 24 комтура и 1 гауптман, с 1548 по 1559 гг. было 2 хаускомтура и в XVI веке 1 управитель (Drost).
В Латвии комтурства были: в Видземе - Алуксне (с замками Алуксне и Гауйиена); в Курземе - Кулдига (с замками Кулдига, Скрунда, Айзпуте, Дурбе, Алсунга, Сабиле и Салдус), Вентспилс (с замком там же); в Латгалии - Даугавпилс (с замком там же).

Историк Л.Арбузов (1901) обобщил сведения, что в 1342-1560 годах в Алуксне правило более 20 комтуров и пребывали также некоторые другие должностные лица ордена. В проведенной Немецким орденом в 1451 визитации упомянуто, что в Алуксненском замке жило шесть орденских братьев и один священник, замок имел крупный запас продовольствия и оружия.

Мирный договор от 27 сентября 1422 г. между Прусским и Ливонским орденом, с одной стороны, и королем польским и великим князем литовским, с другой стороны, подписали, т.е. скрепили печатями, кроме магистра, ландмаршал и комтуры Кулдиги, Айзкраукле, Алуксне, Елгавы, Вентспилса, Даугавпилса и Добеле, фогты Цесиса, Кандавы, Резекне и Селпилса. Это отчетливо показывает, что магистр, комтуры и фогты имели право не только командовать своими воинскими отрядами, но и совершать самостоятельные вторжения во вражескую страну, поскольку каждый комтур и фогт, скрепляя печатью данный договор, отказывался от нападения на Литву.

В 1437 г. магистр Ордена сдал в лен Эвалду из Фелде (Velde) землю возле Алуксненского замка, из которой в XVI в. образовалось имение Калле. В этой ленной книге еще упомянуты господский двор Николая Шумекера (Schomekers), господский двор Тила Хавена (Hawen) и господский двор Энборстена (Enborsten), все в замковом суде Алуксне, возле Алуксненского орденского замка.

Ремонт и содержание в порядке орденских замков были обязанностью управляющих замками, как это четко сказано в инструкции великого магистра (Тевтонского ордена) Конрада фон Эрлихгаузена ливонскому магистру (им был Хейденрейх Финке фон Оверберг) от 1441 г.: “Магистр должен следить, и управляющий должен соблюдать, чтобы замки обеспечивались всем необходимым - провизией и продуктами, пушками, порохом для пушек, стрелами и прочими принадлежностями для стрельбы, а также замки должны своевременно ремонтироваться и держаться под крышей”, т.е. их надо ремонтировать.

Не ранее середины 15 века были построены полукруглые в плане башни высотой в несколько этажей. По измерениям К. Левиса оф Менара (1911), диаметр западной башни был 10,3 м, а во внешней стене толщиной в 1,6 м встроены бойницы, пригодные для огнестрельного оружия. В плане 1682 года во внутреннем помещении этой башни виден колодец. До наших дней над землей лучше всего сохранилась башня в юго-восточном углу, имеющая в диаметре 11,7 м и стены с бойницами толщиной в 2,3 м.

В 1451 г. в Алуксне во время визитации жили 6 (по тексту) 7 (в таблице) орденских братьев-рыцарей и 1 священник; в замке находилась 1 малая пушка и 9 ручных пушек, 2 1/2 бочек пороха, 4 бочки стрел, 30 доспехов, 30 железных шлемов, 24 наголовника и 24 лука; число арбалетов комтур не мог назвать, поскольку они были посланы к оружейнику в починку; комтур также приказал отковать 2000 стрел. Немного сведений сохранилось о хозяйстве орденских конвентов, особенно о запасах провианта в замках (vitalia). Сохранились протоколы ревизии Алуксненского замка от 1451 г.: в замке у 8 братьев был запас в 8 ластов муки, 4 ласта солода, 6 ластов ячменя, 4 ласта ржи, 5 ластов овса, 19 забитых свиней, 40 вяленых овец. Кроме того, новый комтур привез с собой 340 окороков, 40 засоленных туш коров, 1100 кусков вяленой говядины, 220 вяленых овец, 7 бочек сельди, 1 1/2 бочки масла, 2 бочки соленой лососины, 3000 щук и лещей, 8000 шт. flackfish, затем сушеную треску и 6 ластов и 3 бочки соли. Протокол визитации Алуксне также открыл, куда пропали запасы продовольствия, которые во времена правления одного комтура недосчитались: старый комтур счел их своим имуществом и увез с собой на новое место должности. В 1451 г. под юрисдикцию Алуксненского замка подпадал господский двор Дарсена (Darsin) в Трапенской волости Валкского округа, которым управлял Ансис Руве.

Между 1461 и 1464 гг. псковитяне без борьбы захватили архиепископскую территорию - полосу земли шириной примерно 20 км и длиной до 100 км на юг от Алуксне и в 1476 г. построили там свой замок Вышнегородок (Аугшпилс). Латышей этого округа русские перекрестили в православие и частично вывезли на Русь. Чтобы вернуть захваченные псковитянами территории магистр Иоганн Вольтхузен-Герц готовился к войне с русскими, но был отстранен от должности.

В 1464 г. - область прихода. В этом же году магистр Иоганн фон Менгден сдал в лен Людеку Шварцхофу 1 аркл в Алуксне вместе с 22 другими земельными наделами.

В 1467 г. упомянут господский двор Ансиса Бара в Алуксненском приходе, позднее - имение Апе (Hoppenhof) в Яунрозской волости Валкского округа. В 1471 г. После вынесения приговора Вольтхузену-Герцу капитул Ордена постановил перенести резиденцию магистра Ордена снова в Ригу, а присвоенные Вольтхузеном земли возвратить комтурам Ерве, Раквере, Пелтсамаа, Вильянди (все - в Эстонии) и Алуксне.

1 января 1480 г. магистр Берндт с комтурами видземских орденских замков из Алуксне вторгся в земли псковитян и разрушил построенный русскими в 1476 г. на территории архиепископства Аугшпилс, или Вышнегородок; после его сожжения магистр отступил обратно в свою землю.

В 1481 г. упомянут господский двор Ансиса Фелде в Алуксненском приходе возле озера, это позднейшая Калнамуйжа (Kalnemoise). 21 февраля 1481 г. русские вторглись в Ливонию объединенными силами Пскова и Новгорода. Русские вошли на территорию Латвии обширным фронтом, разоряя окрестности Гауйиены, Валки, Эргеме, Трикаты, Руйиены, Алуксне, Лудзы и Резекне, нападая даже на архиепископские замки Смилтене, Пиебалга, Цесвайне и Кокнесе; через 4 недели русские вернулись в свои земли.

Весьма интересное и подробное описание зверств русских в Ливонии, составленное магистром Берндтом для послания великому магистру, от 24 марта 1481 г.: “…безжалостные и нечестивые русские …девушек и женщин …обесчестили, отрезали им груди и запихали их в рот мужчинам, мужчинам члены…, крещеным носы и уши поотрезали, выкололи глаза, перебили ноги, сломали руки на колесе, ноги отрубили, издевались над честью, браком и помолвкой, беременным распарывали животы, вырывали плод из тела и сажали на кол, девочек вешали на деревьях, людям вырезали кишки и творили много чего другого бесчеловечного и злонамеренного, что мы и обнаружили как на землях рижского архиепископства и тартуского епископства, так и на наших орденских землях.”

Хроника Хелевега сообщает, что русские напали числом 150 тыс. человек, поэтому магистр, чтобы выйти навстречу врагу в Эстонии, спешно вернулся в Цесис без боя. Только позднее выяснилось, что у русских было не больше 6 000 всадников и 20 000 пеших воинов и ливонцы могли успешно противостоять им. Любекская хроника сохранила сведения о том, что плененных в Ливонии женщин - немецких и не немецких - русские продали в рабство, так же как и 15 000 мужчин, из которых многие тысячи были проданы в Новгороде, Пскове и Польше. После разорений русских наступил голод и мор и цена на пшеницу в Видземе возросла четырехкратно.

Магистр Ливонского ордена Берндт фон Борх в 1483 г. был вынужден отказаться от должности и умер в 1485 г., будучи комтуром Алуксне.

Также в 1488 году замок посещали визитаторы Тевтонского ордена. В 1481, 1482, 1501 годах, опустошая приграничье, Алуксне атаковали русские войска. В первой половине XVI века напротив замка на берегу озера находилось замковое поселение с несколькими корчмами.

В 1489 г. архиепископ Хильдебрандт, чтобы ему рижане не слали просьб о помощи, уехал в Гулбене, а магистр - в Ревель, оставив ведение войны на ландмаршала Вальтера фон Плеттенберга и комтура Алуксне. Они разместили свои войска у Адажи, Ропажи и Саласпилса и оттуда разрушили сельский округ Риги. Комтур Вильянди секретно послал в Даугавгриву двоих своих людей, чьим заданием было организовать поджог города Риги, чтобы во время пожара орденское войско могло занять Ригу. Однако горожанам удалось раскрыть секретные планы Ордена, виновных городской судья приговорил к смерти, их разрубили на 4 части, которые посадили на колья на краю главной дороги. Этими сведениями заканчивается хроника Германа Хелевега. Вальтер фон Плеттенберг вступил в Ливонский орден еще в юности, став братом рыцарем, много лет провел в Нарвском фогтстве, позднее в Алуксненском комтурстве, затем в Рижском замке, будучи там заведующим хозяйственными делами Ордена, в 1482 г. назначен фогтом Резекне, в 1489 г. - ландмаршалом 7 июля 1494 г. единогласно избран магистром Ордена и 9 октября утвержден в качестве такового верховным магистром Тевтонского ордена.

Однако, очевидно, комтуры и фогты более заботились о своей пользе, чем о ремонте замков, поэтому еще в 1495 г. великий магистр Плеттенберг писал, что ливонские замки, особенно в приграничье, запущены, и хотя орденские управляющие имеют большие доходы, они замков не ремонтируют; великий магистр приказал ремонтировать замки каждый год. О невнимании и небрежности свидетельствует и алуксненский комтур, который не мог сказать, сколько в его замке арбалетов (см. 1451 г.).

14 сентября 1501 г. магистр Плеттенберг из-за эпидемии (он заболел и сам) прервал свой поход в Россию (см. Цесис), а в ноябре русские, в свою очередь, вторглись в Ливонию, чему больные люди Плеттенберга не могли противостоять. По сведениям Б. Руссова, были разорены области Алуксне, Трикаты, Эргеме и многие области в Эстонии и около 4000 человек увели в плен. В 1501 г. в Видземе вторглось большое русско-татарское войско, сожгло округ Алуксне и, награбив много добра, с пленными возвратилось в Россию. Магистр ордена Плеттенберг, собрав все силы Ливонского ордена, за большие деньги наняв ратников и обзаведшись пушками, вторгся в Россию. Разгромив русское войско, он заключил перемирие на 50 лет. Только благодаря решительным действиям Плеттенберга удалось отсрочить разгром Ливонии - она по-прежнему была раздроблена на мелкие государства, в то время как соседние государства объединялись и укреплялись. В 1501 г. Алуксне сожгли русские, которые добрались до Цесиса и увели в рабство 40 000 жителей Видземе. В 1501 г. Вальтер фон Плеттенберг в письме в Любек указывает, что русские напали и разорили имущество архиепископа в Пурнаве (Purnow), так же как принадлежащий Ордену Лудзенский приход и Алуксне.

Рижские купцы хотели полностью овладеть не только торговым путем по Даугаве, но также и тем, который вел через Псков. Заинтересованные города – Тарту, Таллин и Нарва – опротестовали это действин рижских купцов как на ландтагах, так и на собраниях представителей городов Ливонии. Представители этих городов настаивали на запрещении провоза товаров по Алуксненскому пути, который вел из Пскова через Гауену и Цесис в Ригу. Ландтаг в 1532 г. наложил двухмесячный запрет на пользование этим путем. Однако после Ливонской войны ландтаги уже не осмелились наложить полный запрет на пользование Алуксненским торговым путем, т.к. это означало бы ограничение свободы торговли русских купцов и нарушение заключенных с ними договоров.

В 1548 г. у комтура было 200 боевых коней и 300 лейманов (свободных крестьян). В случае опасности он имел право созывать войска также от вассалов архиепископа в Гулбене, Латгале, а также вассалов дерптского епископа в южной части епископства. Кулдигское комтурство было одним из самых значительных в Ливонии. В ведении комтура было 200 боевых лошадей. Такое большое количество лошадей было только у магистра ордена, его заместителей и комтура Алуксне.

В начале Ливонской войны комтур Алуксне Зиберг в 1560 замок без боя сдал русским войскам. В 1582 году замок был получен поляками, в 1600 его завоевали шведы, а в 1601 опять отбили поляки. Когда в 1625 г. граф Густав Хорн завоевал Алуксне, король Швеции Густав II Адольф ему его подарил. П.Кампе упоминал, что в 1630 году в Алуксне приходские богослужения происходили в помещениях замка.

Алуксненский замок, общие размеры которого достигают почти 200 м в длину и около 100 м в ширину, в течение веков создавался как сложный комплекс строений, о котором ныне лучше всего свидетельствуют планы 17 века. Главный замок – орденская кастелла был охвачен первым или северным форбургом площадью 80х65 м, который южной поперечной стеной толщиной 1,3 м был отделен от второго, или южного форбурга площадью 80х90 м. Вокруг форбургов был построена каменная стена толщиной в 1,4-1,6 м. К. Левис оф Менар (1911) предполагал изначальную высоту стены около 10 метров.

Главный вход в замок был с севера через крепкую воротную постройку – цвингер. От него до наших дней над землей ничего не сохранилось, но о его виде свидетельствует рисунок 1661 года, в котором видны охраняемые двумя массивными башнями ворота. План главного замка – построенной в 14 веке орденской кастеллы был близок к квадрату со сторонами длиной примерно 30 м, образованными под прямым углом и соединенными четырьмя корпусами вокруг внутреннего двора. Вход вел через северный корпус. До наших дней над поверхностью земли сохранилась только восточная кирпичная стена кастеллы толщиной в 1,6 м, одновременно образовавшая замковую стену. В этой стене еще видно несколько выщербленных оконных проемов на уровне второго этажа.

Кроме башнеобразных построек цвингера, шведские планы Алуксненского замка второй половины XVII века показывают всего восемь башен и один рондель. Постройка их продолжалась несколько веков. Более древними должны быть пять малых четырехугольных башен, из которых только три выдвинуты из стены, чтобы использовать их для фланкирования. Кажется, что две из них были сначала не башнями, а позднее достроенными контрфорсами.

В 1638 г. проведена плуговая ревизия Алуксненского замкового округа, в документах которой упоминается, что в польское время старостой Алуксне был Готард Иоганн Тизенгаузен, а также подчеркнуто стратегически важное расположение замка в Ливонском пограничье – он находился в пяти милях от русской границы, трех милях от Гауйены и четырех милях от Вастселиины (в южной Эстонии). В 1658 году замок на короткое время завоевали русские, а в 1661 году по мирному договору возвратили шведам. После редукции имений 1682 года Алуксне стало имуществом короны.

Древнейший вид на замок сохранился с 1661 года, когда через Алуксне в Москву отправлялся посол Австрии Августин фон Мейербер и его рисовальщик И.Р.Штурн изобразил замок на острове, на который из суши вел мост со сваевыми опорами и подъемным пролетом у ворот. Во второй половине XVII века изготовлено несколько планов Алуксненского замка, хранящихся в Военном архиве в Стокгольме.

В легенде плана 1682 года отмечено, что одна сторона замка находится в аварийном состоянии, а кусок поперечной стены уже обвалился. Шведы планировали замок и город Алуксне основательно укрепить земляными валами и бастионами, но эти проекты полностью не были реализованы. Однако в 1680 году шведы на восточной и южной сторонах замка построили земляные укрепления по системе французского фортификатора Вобана. Низкий рондель восточной оконечности замка, как свидетельствует план 1682 года, был построен из камней и глины.

В последних десятилетиях 17 века вокруг замка в его восточной оконечности построены земляные укрепления – вал с небольшими треугольными бастионами, как и выкопанный вокруг ров, который обоими концами соединен с озером. Кроме того, в некотором отдалении от замка на острове построены еще два передних поста для обороны замка – полевые укрепления.

В начале Северной войны русское войско при атаке на замок значительно разрушило его пушками из находящегося на противоположном берегу холма (сейчас Темпля калнс – Храмовая гора). Кроме того, шведы после капитуляции взорвали пороховой погреб замка. После войны замок более не населялся. Когда через сто лет Алуксненский замок рисовал И.К. Бротце, его здания и башни уже были без крыш.

В 1802-1803 план развалин нарисовал и описал И.К. Бротце. Около 1829 г. В. Туш замерил план замка для альбома маркиза Паулуччи. До 1911 г. развалины обследовал К. Левис оф Менар.

В 1970 консервацию развалин проектировал Л. Лиепа. В 1978-1980 гг. происходили раскопки М. Атгазиса на юго-восточной оконечности форбурга.

В развалинах замка Алуксне произошли одни из крупнейших разрушений культурного слоя в средневековых замках Латвии. Когда в 70-х годах ХХ века с разрешения Министерства культуры Латвийской ССР была построена эстрада на северном краю южного форбурга, без всякого исследования был срыт купьтурный слой толщиной более 2 метров, раскрывая поперечную стену между внутренним и внешним форбургом на длину более 60 метров. В плане 1911 года он еще показывался полностью под развалинами. Небольшая часть окружной стены южного форбурга в 70-80-х годах 20 века была консервирована, но большая часть надземных развалин стремительно гибнет.

Развалины замка претерпели самые большие разрушения в истории средневековых замков Латвии. Когда в семидесятые годы 20 века на территории предзамка строили эстраду, без какого либо обследования, был срыт культурный слой около двух метров толщиной и открыта северная стена предзамка длинной 60 метров, которая в начале века была полностью засыпана землей. Стена на южной стороне предзамка в 70 – 80 годы местами подверглась консервации, но большая часть надземных развалин быстро разрушается.

В 1982 г. материалы исторического исследования обобщил Р. Малвес (хранятся в VKPAI). В 2001 г. развалины обследовали и сфотографировали А. Цауне и И.Осе.

ПРИЛОЖЕНИЕ 1: о мариенбургской пленнице и замке в книге И. Лажечникова "Последний Новик" (1831 г.)

Эрнст Глик был пастором в лифляндском городке Мариенбурге, близ границ псковских. Лифляндия не была его отечеством: он родился в Веттине, в герцогстве Магдебургском, где отец его Христиан также священствовал. Занесенный обстоятельствами в Ригу, потом в настоящее местопребывание свое, он везде оставлял память о своих добрых делах. По летам и сану его, а более по уважению и любви к нему обывателей можно было назвать его патриархом этого городка.

Глик давно лишился жены и детей. Взамен провидение послало ему существо, которое подарило его лучшими утешениями в жизни. Это была воспитанница его, Катерина Рабе. Отец ее, служивший квартирмейстером в шведском Эльфсбургском полку, умер вскоре после ее рождения в 1684 г. Мать ее была благородная лифляндка, по имени первого мужа, секретаря лифляндского суда, Мориц. Лишившись второго мужа, она из Гермунареда, что в Вестготландии, приехала на родину с малолетнею дочерью своею в рингенское поместье господ Розен, где и скончалась в непродолжительном времени. Малютка осталась круглою сиротой, не только без покровительства, но и без всякого призрения. Роопскому пастору Дауту случилось быть в Рингене; он взял ее к себе и дал убежище и содержание. В Роопе жила она несколько лет в унижении под тягостным господством пасторши, женщины злой и властолюбивой.

Судьба привела Глика в Рооп, чтобы он увидел худое обращение мегеры с бедным приемышем, в котором заметил необыкновенную кротость и ум. Он легко выпросил ее у госпожи Даут. С 10 лет Катерина Рабе жила у мариенбургского патриарха.

Девице минуло осьмнадцать лет. Черные глаза, в которых искрилась проницательность ума, живость и доброта души, черты лица привлекательные, уста, негою образованные (нижняя губа немного выпуклая в средине), волосы черные как смоль, величественный рост, гибкий стан, свежесть и ослепительная белизна тела - все в ней было обворожительно. Лишить себя приятной вещи, чтобы отдать ее бедному; пожертвовать спокойствием для угождения другим; терпеливо сносить слабости тех, с которыми она жила; быть верною дружбе, несмотря на перемену обстоятельств, и особенно преданною своему благодетелю - таковы были качества девицы Рабе.

Некоторые из граждан мариенбургских, думая, что для бедной девушки они завидные искатели, заочно собирались просить руки ее, но при свидании с нею, по невыгодному для себя сравнению, переменяли намерение свое. Так, пришедши в храм любоваться искусством художника, забываешь, для чего пришел, и, в благоговении повергнувшись перед святынею, остаешься только молиться.

Только один избранник осмелился простирать на нее свои виды: это был цейгмейстер Вульф, дальний родственник, служивший некогда с отцом ее в одном корпусе и деливший с ним последний сухарь солдатский, верный его товарищ, водивший его к брачному алтарю и опустивший в могилу; любимый пастором за благородство и твердость характера; храбрый, отважный воин, всегда готовый умереть за короля своего и отечество. На него, как на отличного артиллериста, вместе с комендантом мариенбургской крепости, подполковником Брандтом, возложена была Карлом XII защита ее.

Копия с рапорта мариенбургского коменданта подполковника Брандта. Брандт почитает гарнизон свой не в меру усиленным, почему и предлагает вывести большую часть гарнизона, под предводительством своим, к упомянутой заставе, в Мариенбурге оставить до четырехсот человек под начальством обрист-вахтмейстера Флориана Тило фон Тилав, которого в уважение его лет и старшинства, оставляют комендантом. Но при этом заржавленном ефесе должен быть блестящий, троегранный клинок, с вытравленными на нем словами чести и долга. - Вы говорите о цейгмейстере Вульфе, который стоит целого гарнизона. Вот маленький план крепости Мариенбургской.

Мы так привязаны к одной из героинь нашего романа, что не будем скупиться на описание местечка, оживленного ее пребыванием. Замок мариенбургский основан в 1341 г. орденмейстером Бурхардом Дрейлевеном для защиты границ Ливонии от русских. По-латышски Алуксне, по-русски - Алист, находящийся в уезде бывшем Розула, ныне Венденском, близ угла, где сходятся границы Псковской и Витебской губерний, в 45 верстах от Нейгаузена, или Новгородка Ливонского, в 60 верстах от Печоры.

Первый комтур замка был Арнольд фон Фитингоф, по странному стечению случаев предок и однофамилец нынешнего владетеля Мариенбурга. Как и прочие замки в Лифляндии, переходил из рук в руки то к русским, то к полякам или к шведам: все они точили об его бойницы железо своих мечей и стрел. В 1658 г. осажден и взят русскими под предводительством Афанасия Насакина. Через 4 года сдан он шведам вследствие Кардисского договора. В начале борьбы Петра с Карлом XII военачальник последнего, Шлиппенбах, исправил укрепления замка.

Еще не видав Мариенбурга, представляешь его себе каким-то садом Армидиным; увидев - не разочаруешься. Живописнее мест я мало видывал. Для сравнения с приятнейшими местами Германии недостает ему только европейской населенности.

Ступайте на высоту, где стоит храмик, с большим вкусом сооруженный нынешним владетелем Мариенбурга. Высоты этой не было до 1702 г. Чтобы скорее овладеть замком, Шереметев рычагом тысячей рук передвинул издалека земляной вал, за которым укрывались осаждавшие; взгромоздил бугры на бугры, засыпал ими берег в уровень замка и с высоты требовал покорности. Насыпи, исключая высшую, под храмиком, обросли густыми рощицами. Между ними проведена дорога, по которой можно добраться до него в экипаже. Думал ли полководец русский, что он своими батареями украсит владения лифляндского барона и устроит посетителям Мариенбурга самое выгодное и приятное место для обозрения его окрестностей?

Развалины замка, образующие неправильный шестиугольник, стоят на небольшом острове овальной фигуры, в южном заливе мариенбургского озера. Они, кажется, выплыли из вод, оставив мыски, едва заметные. Война будто нарочно взорвала крепость, чтобы сделать еще живописнее окрестность: развалин красивее не мог бы создать искуснейший архитектор. Природа-зодчий, соперничая с человеком в украшении острова, с большим вкусом поместила кое-где на берегах его кудрявые деревья, которым дали жизнь семена, с материка заброшенные. Остатки замка, выступая из вод и погружаясь в воды, двоят красоты этой картины. За островом, прямо на противном берегу, возвышается кирка. Она построена в новейшие времена и славится в Лифляндии своею огромностью и изяществом архитектуры.

Несколько правее, на берегу же озера, из купы дерев, разделенных цветником, выглядывает простой, но красивый домик пастора. На этом месте стоял дом, где жили Глик и его воспитанница. Правее от домика, на холме у загиба озера, красуется березовая, чистая рощица. На этом возвышении стояла кирка, в которой патриарх мариенбургский напутствовал свою паству к добру и Катерина Рабе певала в хоре смиренных прихожан. Здесь нынешний владетель Мариенбурга, барон фон Фитингоф, любя все изящное и высокое, предполагал поставить памятник. Вместо двух одиноких корчм, ныне разделенных целою верстою, местечко занимало берег.

Левее от нынешней кирки стоит господский домик с принадлежностями; от него по берегу тянется сад, расположенный со всеми затеями вкуса и богатства.

Берег озера с многочисленными заливами на пространстве нескольких верст то убран рощицами и холмами, как грудь красавицы пышною оборкою, то усеян рыбачьими хижинами, деревнями и красивыми мызами, которые глядятся в воды и в них умываются. Кое-где, посреди вод этих, выступают зеленые букеты дерев или волнуются по ним полосы раззолоченной осоки. Иногда всплывают на озере снежные острова, образуемые стадами лебедей, или над ним тянутся они, воздушные пилигримы, длинною вереницей.

B последних числах июля 1702 г. замок существовал во всей красе и силе своей и вмещал в своей ограде гарнизонную кирку, дом коменданта и казематы, что против острова по дуге берега пестрело множество домиков с кровлями из черепицы. Из них выступало жилище пастора Глика, и на холме возвышалась кирка, довольно древняя, а вправо, где воды озера наиболее суживаются, остров сообщался с материком деревянным мостом, которого сваи и теперь еще уцелели.

Цейгмейстер Вульф только что отрапортовал своему старому коменданту Тило фон Тилав о благополучном состоянии крепости и выслушал от него грустное сознание, что бойницы в случае нападения неприятеля не в состоянии будут долго держаться.

Дней через 5 послышалась в Мариенбурге пальба; она продолжалась несколько суток; но известий ниоткуда не было, как будто смерть оцепила страну. Наконец в один вечер показалось необыкновенное зарево, пальба утихла, и вскоре прибежал шведский солдат с вестью об осаде Менцена, разорении мызы и взятии в плен отряда.

Вздрогнули сердца у жителей местечка; гарнизон приготовился к обороне. На следующей заре весь Мариенбург тронулся с места. Жители начали перебираться в замок; многие разбежались по горам, а другие, которым нечего было терять, кроме неверной свободы, остались в своих лачугах.

На главной улице, и особливо к мосту, была необыкновенная суматоха. Выбрасывали и перетаскивали из домов имущества; кричали, бегали, толпились, толкали друг друга, старались быть первыми у моста, чтобы попасть в замок, в котором, казалось им, заключалось общее спасение. Мост трещал под тяжестью возов и людей; озеро было усыпано лодками, нагруженными так, что едва не зачерпывали воду. Все простирали руки свои к стражам замка; все молили на разные голоса о пропуске. Народ был прогнан на твердую землю, мост сломан и перенесен на дрова в крепость. Загремели цепи, упал затвор, и двери спасения замкнулись безвозвратно.

4-го августа подошли русские к Мариенбургу. В следующие дни прорыты апроши с трех сторон залива, в котором стоял остров с замком; на берегу зашевелилась земля; поднялись сопки, выше и выше; устроены батареи, и началась осада; 20 дней продолжалась она. Искусная оборона цейгмейстера долго расстрaивала усилия русских взмоститься на высоты, которые могли бы господствовать над замком. Убийственный огонь снимал людей с батарей, как проворный игрок шашки с доски, подрезывал лафеты у мортир, рассыпал амбразуры и в несколько часов уничтожал труды нескольких дней. Многих русских не досчитывали в рядах и теперь еще бугры свидетельствуют, что удары заржавленных мариенбургских пушчонок были метки. Несмотря на это, хладнокровие Шереметева, принявшего на себя управление осады, не изменялось. Он внес главную батарею на высоту, с которой, окинув окрестность, мог сказать:
- Замок наш!
С этого времени остров был осыпаем бомбами; одна сторона очень повредилась, но осаждаемые не сдавались. Такое ожесточенное мужество поколебало хладнокровие Шереметева. Велено устроить плоты и быть готовыми к штурму.

Ночь на 24 августа была мрачная. По временам только прорезывался этот мрак огнем, вылетавшим клубом с трех батарей русских. Казалось, его метал с неба сам громодержитель. Замок на острове извергал также с трех сторон огни: воды озера повторяли их. В эти мгновения рисовался и замок, опрокинутый в воде, будто стеклянный дворец феи, освещенный факелами летающих духов. Огоньки, унизавшие высоты, занятые русскими, казались висящими на воздухе. Гром орудий прокатывался по озеру и отдавался по нескольку раз берегами. Наконец к полуночи все померкло и стало тихо, так тихо, что с главного раската можно было слышать, как бежала волна и с ропотом издыхала на береге. Часа два продолжалась тишина. Вдруг с берега что-то свистнуло и загремело; два огненные хвостика очертили по воздуху полукруг, и вслед за тем в замке что-то с ужасным шумом рухнуло; поднялись крики и стенания.

Рассвет дня объяснил причину их: главная стена и один болверк с пушками пали. В замке все приуныло. У коменданта составлен был совет. Пролом стены, недостаток в съестных припасах, изготовления русских к штурму, замеченные в замке, - все утверждало в общем мнении, что гарнизон не может долее держаться, но что, в случае добровольной покорности, можно ожидать от неприятеля милостивых условий для войска и жителей. Решено через несколько часов послать в русский стан переговорщиков о сдаче. Сам цейгмейстер, убежденный необходимостию, не противился этому решению.

Подав дружески руку Вульфу, Глик спросил его о необыкновенном шуме, слышанном ночью. Шутя, отвечал цейгмейстер: - Московиты не такие варвары, какими я их воображал: они знали, что ныне день моей свадьбы, и хотели еще заранее, с полуночи, поздравить меня с батарей своих. Доннерветтер! ныне ж последует сдача нашей крепостцы, и тогда мы расквитаемся с ними.
- Сдача? Слава богу! - воскликнул пастор и в благоговении, сложив руки на грудь, прочитал про себя молитву. - Не отложить ли нам свадьбу до заключения мира?
- Ваше слово, господин пастор, ваше слово должно быть свято. Я хочу, чтобы Катерина Рабе вошла с моим именем в стан русский. Где ж моя невеста?

Пастор с благоговением совершил священный обряд. Слезы полились из глаз его, когда он давал чете брачное благословение... и вслед за тем в комнате, где совершалась церемония, загремел таинственный пророческий голос, как торжественный звон колокола: - И се на главе ее лежит корона!
Все невольно вздрогнули и оглянулись. На пороге двери стоял слепец.

Штык-юнкер Готтлиг донес цейгмейстеру, что когда он причалил лодку к берегу острова, войска русские начали становиться на плоты, вероятно, для штурмования замка. В самом деле, русские на нескольких плотах подъехали с разных сторон к острову. Встреча была ужасная. Блеснули ружья в бойницах, и осаждавшие дорого заплатили за свою неосторожность. Плоты со множеством убитых и раненых немедленно возвратились к берегу. Из стана послан был офицер шведский переговорить с Вульфом, что русские не на штурм шли, а только ошибкою, ранее назначенного часа, готовились принять в свое заведование остров.
- В другой раз не будут ошибаться! - сказал хладнокровно цейгмейстер. - Я требую, чтобы из этих самых плотов сделали мост для перехода мариенбургских жителей, которых я взял под свою защиту!

Началось шествие мариенбургских жителей из замка по мосту, составленному из сдвинутых плотов русских. Впереди всех медленно и важно выступил пастор в праздничном одеянии. Под левою мышкою нес он "Славянскую Библию", нередко покашливал и бормотал про себя, затверживая приветственную речь. За ним следовала, опустив печально голову, воспитанница его в брачном одеянии, которого не успела скинуть.

Долго стоял Вульф на берегу острова, пока не потерял из глаз пастора и ту, которую он называл так долго сестрою своей и так мало своей женою. Близ моста, на авансцене русского стана, стоял благородный представитель своих соотечественников, князь Вадбольский. Ему поручено было распорядиться о приеме дорогих гостей, выступавших из замка.

Глик с прихожанами и обезоруженными шведскими офицерами, вышедшими из замка с частью гарнизона, отведен был в стан русский. Там, в богатой ставке, ожидал их фельдмаршал, окруженный многочисленным штатом. Почетные жители Мариенбурга были введены в нее, и взоры воинов русских обратились на прекрасную воспитанницу. Несмотря на присутствие главного начальника, многие единодушно вскричали: "Вот пригожая девушка!" - "Das ist ein schones Madchen!" Сам фельдмаршал призвал улыбку на важное лицо свое и не раз взглянул на нее глазами, выражавшими то, что уста других произнесли.

Говорили и о Вульфе. Когда узнали, что он муж прелестной воспитанницы, фельдмаршал сказал: - Ваш зять порядочно натрубил нам в уши: 3 недели не дал он нам покоя своею музыкою и недавно еще задал нам порядочный концерт. Надо бы отплатить ему ныне тем же, - прибавил он, смотря значительно на госпожу Вульф, - но мы не злопамятны. Госпожа Вульф покраснела и, прибавляет хроника, вздохнула. Известно нам только, что с того времени называли ее прекрасною супругою несносного трубача.

После обеда гости были отпущены по домам. Пастору обещано доставить его с честию и со всеми путевыми удобностями в Москву, как скоро он изъявит желание туда отправиться. Все разошлись довольны и веселы.

Настал условный час приема замка. Послан был к цейгмейстеру шведский офицер с предуведомлением, что русские идут немедленно занять остров. - Все готово к приему их! - отвечал хладнокровно Вульф.

Несколько баталионов русских тронулось из стана с распущенными знаменами, с барабанным боем и музыкою. Голова колонны торжественно входила в замок, хвост тянулся по мосту. Гарнизон шведский отдал честь победителям, сложил оружия, взял пули в рот и готов был выступить из замка.

В эту самую минуту среди замка вспыхнул огненный язык, который, казалось, хотел слизать ходившие над ним тучи; дробный, сухой треск разорвал воздух, повторился в окрестности тысячными перекатами и наконец превратился в глухой, продолжительный стон, подобный тому, когда ураган гулит океан, качая его в своих объятиях; остров обхватило облако густого дыма, испещренного черными пятнами, представлявшими неясные образы людей, оружий, камней; земля задрожала; воды, закипев, отхлынули от берегов острова и, показав на миг дно свое, обрисовали около него вспененную окрайницу; по озеру начали ходить белые косы; мост разлетелся - и вскоре, когда этот ад закрылся, на месте, где стояли замок, кирка, дом коменданта и прочие здания, курились только груды щебня, разорванные стены и надломанные башни. Все это было делом нескольких мгновений. Последовала такая же кратковременная тишина, и за нею послышались раздирающие душу стоны раненых и утопавших, моливших о спасении или смерти. Немногие из шведов и русских в замке чудесно уцелели. Не скоро также были посланы люди с берегу, чтобы дать им помощь; опасались еще какого-либо адского действия из уцелевшей башни. Испуганное войско русское высыпало из стана на высоты и приготовилось в бой с неприятелем, которого не видели и не знали, откуда ждать.

Вульф сдержал свое слово: и мертвеца с этим именем не нашли неприятели для поругания его. Его могилою был порох - стихия, которою он жил. Память тебе славная, благородный швед, и от своих и от чужих!

История не позволяет скрыть, что месть русского военачальника за погубление баталиона пала на бедных жителей местечка и на шведов, находившихся по договору в стане русском, не как пленных, но как гостей. Все они задержаны и сосланы в Россию. Не избегли плена Глик и его воспитанница. Шереметев отправил их в Москву в собственный дом. Местечко Мариенбург разорено так, что следов его не осталось.

предсказывал я, что, если мы будем взяты русскими, я определюсь в Москве при немецкой кирке пастором, заложу краеугольный камень русской академии, а моя Кете сделается украшением семейства знаменитого русского боярина. И что ж, все это сбылось. Вы видите меня, мариенбургского пастора, в Москве при немецкой кирке; основанная мною академия, schola illustris, есть первый знаменитый рассадник наук в России. Образователь обширнейшего государства в мире нередко удостоивает советоваться с нами насчет просвещения вверенных ему народов, и, наконец, Кете - о! судьба ее превзошла мои ожидания! - старик возвел к небу полные слез глаза: - Я вам скажу тайну, которая, правду сказать, с мая почти всей России известна, - моя бывшая Кете первая особа по царе...

по взятии ее в плен под Мариенбургом, попала в дом к Шереметеву и оттуда к Меншикову. Здесь, в 1702 г., Петр I увидел ее и влюбился в нее так, что никогда уже с нею не расставался. Сначала знали ее под именем Катерины Скавронской - именем, которое угодно было государю ей придать. В 1703 г. приняла она греко-российское исповедание; крестным отцом ее был наследник престола, царевич Алексей Петрович, и по нем-то названа она Екатериною Алексеевною. В мае 1707 г. государь сочетался с нею браком. Так объяснял пастор дивную судьбу своей воспитанницы, наблюдая месяцы и числа каждой эпохи в ее жизни.

ПРИЛОЖЕНИЕ 2: о мариенбургской пленнице и замке в книге А. Толстого "Петр Первый" (1945 г.)

Через 6 месяцев Борис Петрович снова встретился с генералом Шлиппенбахом у Гумельсгофа, - из семи тысяч шведы в этом кровавом бою потеряли пять с половиной тысяч убитыми. Ливонию защищать было некому - путь к приморским городам открыт. И Шереметев пошел разорять страну, города и мызы и древние замки рыцарей... К осени отписал Петру: Всесильный бог и пресвятая богоматерь желание твое исполнили: больше того неприятельской земли разорять нечего, все разорили и запустошили, осталось целого места - Мариенбург, да Нарва, да Ревель, да Рига.

12 дней садили бомбы в старинную крепость Мариенбург. Ниоткуда подступиться к ней было нельзя, - стояла на небольшом островке (на озере Пойп), каменные стены поднимались прямо из воды, от ворот, укрепленных осадистым замком, - деревянный мост сажен на сто был разметан самими шведами.

В крепости находились большие запасы ржи. Русским, оголодавшим в разоренной Лифляндии, запасы эти весьма годились. Борис Петрович велел крикнуть охотников, вышел к ним и сказал так: "В крепости вино и бабы, - постарайтесь, ребята, дам вам сутки гулять". Солдаты живо растащили несколько бревенчатых изб в прибрежной слободе, связали плоты, и человек с тысячу охотников, отталкиваясь шестами, поплыли к крепостным стенам. Шведские бомбы рвались посреди плотов.

Борис Петрович глядел в подзорную трубу. Шведы злы, ожесточены, - неужто отобьются? Брать осадой - ох, как не хотелось бы, - провозишься до глубокой осени. Вдруг увидел: близ крепостных ворот из земли вырвалось большое пламя, - бревенчатая надстройка на башне покачнулась. Рухнула часть стены. Плоты уже подходили к пролому. Тогда в окно замка высунулось и повисло белое полотнище.

По сваям разбитого моста население крепости начало кое-как перебираться на берег. Тащили детей на руках, узлы и коробья. Женщины с плачем оборачивались к покинутым жилищам, в ужасе косились на русских, присматривавших добычу. Но едва последние беглецы покинули крепость, кованые ворота с грохотом захлопнулись, из узких бойниц вылетели дымки, - первым был убит поручик, приплывший в челне, чтобы поднять на крепости русское знамя. В ответ с берега ударили мортиры. Люди заметались на мосту, роняя в воду узлы и коробья. Огромное пламя подкинуло вверх крыши замка, взрыв потряс озеро, падающими камнями начало бить людей.

Крепость и склады охватило пожаром. Выяснилось, - прапорщик Вульф и штык-юнкер Готшлих в бессильной ярости сбежали в пороховой погреб и подожгли фитиль. Вульф не успел уйти от взрыва. Штык-юнкер, обожженный и окровавленный, появился в проломе стены, свалился к воде, - его подобрали в челн.

Комендант крепости с офицерами, войдя в избу, где важно за накрытым к обеду столом сидел генерал-фельдмаршал Шереметев, снял шляпу, учтиво поклонился и протянул шпагу. То же сделали и офицеры. Борис Петрович, бросив шпаги на лавку, начал зло кричать на шведов: зачем не сдавались раньше, причинили столько несносных обид и смерти людям, коварством взорвали крепость... Все же комендант мужественно ответил генерал-фельдмаршалу:
- Между нашими - много женщин и детей, также суперинтендант, почтенный пастор Эрнст Глюк с женой и дочерьми. Прошу их пропустить свободно, не отдавая солдатам. Женщины и дети тебе не составят чести...

Черный дым валил из крепости, застилая солнце. Около трехсот пленных шведов стояло, понурясь, на берегу. Русские солдаты, еще не зная - как прикажут с пленными, только похаживали около ливонских сердитых мужиков, - недели две тому назад бежавших в Мариенбург, в осаду, от нашествия, - заговаривали с женщинами, сидевшими на узлах, горестно уткнув головы в колени. Заиграла труба. Важно шел генерал-фельдмаршал, звякая длинными звездчатыми шпорами.

Из-за кучки спешившихся драгун на него взглянули чьи-то глаза, - точно два огонька - обожгли сердце... Время военное, - иной раз женские глаза - острее клинка. Борис Петрович кашлянул важно - "Гм!" - и обернулся... За пыльными солдатскими кафтанами - голубая юбка... Насупился, выпятив челюсть, и - увидел эти глаза - темные, блестевшие слезами и просьбой и молодостью... На фельдмаршала из-за солдатских спин, поднявшись на цыпочки, глядела девушка лет семнадцати. Усатый драгун накинул ей поверх платьишка мятый солдатский плащ (августовский день был прохладен) и сейчас старался оттереть ее плечом от фельдмаршала. Она молча вытягивала шею, измученное страхом свежее лицо ее силилось улыбаться, губы морщились.

В сумерки, отдохнув после обеда, Борис Петрович сидел на лавке, вздыхал. Легонько постукивал горстью по столу, глядел в мутное окошечко. На озере в крепости еще полыхало.
- Отнесешь указ-то полковнику, - сказал Борис Петрович, - да зайди во второй драгунский полк, что ли... Этого, как его, Оську Демина, урядника, разыщи. Там с ним в обозе - бабенка одна... Жалко - пропадет, - замнут драгуны... Ты ее приведи-ка сюда...

Ягужинский легонько втолкнул в избу давешнюю девушку в голубом платье, в опрятных белых чулках, - грудь накрест перевязана косынкой, в кудрявых темных волосах - соломинки (видимо, в обозе уже пристраивались валять ее под телегами). Девушка у порога опустилась на колени, низко нагнула голову - явила собой покорность и мольбу.

Борис Петрович некоторое время разглядывал девушку... Ладная, видать - ловкая, шея, руки - нежные, белые. Весьма располагающая. Заговорил с ней по-немецки:
- Зовут как?
Девушка легко, коротко вздохнула:
- Элене Экатерине...
- Катерина... Хорошо... Отец кто?
- Сирота... Была в услужении у пастора Эрнста Глюка...
- В услужении... Очень хорошо... Стирать умеешь?!
- Стирать умею... Многое умею... За детьми ходить...
- Видишь ты... А у меня исподнего платья простирать некому... Ну, что же, - девица?
Катерина всхлипнула, и - не поднимая головы:
- Нет уже... Недавно вышла замуж...
- А-а-а... За кого?
- Королевский кирасир Иоганн Рабе...
Борис Петрович насупился. Спросил неласково про кирасира: где же он - среди пленных? Может, убит?
- Я видела, Иоганн с двумя солдатами бросился вплавь через озеро... Больше его не видала...
- Плакать, Катерина, не надо... Молода... Другого наживешь... Есть хочешь?
- Очень, - ответила она тонким голосом, подняла похудевшее лицо и опять улыбнулась, - покорно, доверчиво. Борис Петрович подошел к ней, взял за плечи, поднял, поцеловал в тонкие теплые волосы. И плечи у нее были теплые, нежные...
- Садись к столу. Покормим. Обижать не будем. Вино пьешь? - Не знаю... - Значит - пьешь... Борис Петрович крикнул денщика, строго (чтобы солдат чего не подумал лишнего, боже упаси - не ухмыльнулся) приказал накрывать ужинать. Сам за ужином не столько ел, сколько поглядывал на Катерину: ишь ты - какая голодная! Ест опрятно, ловко, - взглянет влажно на Бориса Петровича, благодарно приоткроет белые зубки. От еды и вина щеки ее порозовели.
- Платьишки твои, чай, все погорели?..
- Все пропало, - беспечно ответила она.
- Ничего, наживем... На неделе поедем в Новгород, там тебе будет лучше. Сегодня - по-походному - на печи будем спать.
Катерина из-под ресниц темно поглядела на него, покраснела, отвернула лицо, прикрылась рукой.
- Ишь ты, какая... Катерина, баба... - Сил нет, до чего нравилась Борису Петровичу эта комнатная девушка. Потянувшись через стол, взял ее за кисть руки. Она все прикрывалась, сквозь пальцы чудно блестел ее глаз.
- Ну, ну, ну, в крепостные тебя не запишем, не бойся... Будешь жить в горницах... Мне економка давно нужна...

Этот разговор не я начал, а ты его начал, - сказал Петр. - Поди ее позови.
В доме было тихо, только выла метель на больших чердаках. Петр слушал, подняв брови. Нога покачивалась, как заводная. Снова шаги, - быстрые, сердитые. Алексашка, вернувшись, стал в открытой двери, кусал губы:
- Сейчас - идет.
У Петра поджались уши, - услышал: в тишине дома, казалось, весело, беспечно летели легкие женские ноги на пристукивающих каблучках.
- Входи, не бойся, - Алексашка пропустил в дверь Катерину. Она чуть прищурилась, - из темноты коридора на свет свечей. Будто спрашивая, - взглянула на Алексашку (была ему по плечо, черноволосая, с подвижными бровями), тем же легким шагом, без робости, подошла к Петру, присела низко, взяла, как вещь, его большую руку, лежавшую на столе, поцеловала. Он почувствовал теплоту ее губ и холодок ровных белых зубов. Заложила руки под белый передничек, - остановилась перед креслом Петра. Под ее юбками ноги, так легко принесшие ее сюда, были слегка расставлены. Глядела в глаза ясно, весело.
- Садись, Катерина.
Она ответила по-русски - ломано, но таким приятным голосом, - ему сразу стало тепло от камина, уютно от завывания ветра, разжались уши, бросил мотать ногой. Она ответила:
- Сяду, спасибо. - Сейчас же присела на кончик стула, все еще держа руки на животе под передником.
- Вино пьешь?
- Пью, спасибо.
- Живешь не плохо в неволе-то?
- Не плохо, спасибо...
Алексашка хмуро подошел, налил всем троим вина:
- Что заладила одно: спасибо да спасибо. Расскажи чего-нибудь.
- Как я буду говорить, - они не простой человек.
Она выпростала руки из-под передничка, взяла рюмку, быстроглазо улыбнулась Петру:
- Они сами знают - какой начать разговор...
Петр засмеялся. Давно так по-доброму не смеялся.

Начал спрашивать Катерину - откуда она, где жила, как попала в плен? Отвечая, она глубже уселась на стуле, положила голые локти на скатерть, - блестели ее темные глаза, как шелк блестели ее черные кудри, падающие двумя прядями на легко дышащую грудь. И казалось, - так же легко, как только что здесь по лестницам, она пробежала через все невзгоды своей коротенькой жизни...
Алексашка все доливал в рюмки. Положил еще поленьев в камин. По-полуночному выла вьюга. Петр потянулся, сморщив короткий нос, - поглядел на Катерину: - Ну, что же - спать, что ли? Я пойду... Катюша, возьми свечу, посвети мне...

Наталья думала, что и эта - солдатская полонянка - также ему лишь на полчаса: встряхнется и забудет. Нет, Петр Алексеевич не забыл того вечера у Меньшикова, когда бушевал ветер и Екатерина, взяв свечу, посветила царю в спальне. Для меньшиковской экономки велено было купить небольшой домишко на Арбате, куда Александр Данилович сам отвез ее постелю, узлы и коробья, а через небольшое время оттуда ее перевезли в Измайловский дворец под присмотр Анисьи Толстой.

Здесь Катерина жила без печали, всегда веселая, простодушная, свежая, хоть и валялась в свое время под солдатской телегой. Петр Алексеевич часто ей присылал с оказией коротенькие смешливые письма, - то со Свири, где начал строить флот для Балтийского моря, то из нового города Питербурга, то из Воронежа. Он скучал по ней. Она, разбирая по складам его записочки, только пуще расцветала.

А теперь ты расскажи про себя. Только правду говори... Сколько у тебя было амантов, Катерина?
Катерина отвернула голову, и - шепотом:
- Три аманта...
- Про Александра Даниловича нам известно. А до него? Шереметев был? - Нет, нет! - живо ответила Катерина. - Господину фельдмаршалу я успела только сварить суп, сладкий, эстонский, с молоком, и выстирала белье. Ах, он мне не понравился! Плакать я боялась, но я твердо сказала себе, истоплю печку и угорю, а жить с ним не буду. Александр Данилович отнял меня в тот же день. Его я очень полюбила. Он очень веселый и много со мной шутил, мы очень много смеялись...
- А второй кто был амант?
- О второй был не амант, он был русский солдат, добрый человек, я любила его только одну ночь. Как можно было в чем-нибудь ему отказать, он отбил меня от страшных людей в лисьих шапках с кривыми саблями... Они тащили меня из горящего дома, рвали платье, били плеткой, чтобы я не царапалась, хотели посадить на седло... Он кинулся, толкнул одного, толкнул другого, да так сильно! "Ах, вы, говорит, кумысники! разве можно девчонку обижать!" Взял меня в охапку и понес в обоз... Ничем другим я не могла его поблагодарить. Было уже темно, мы лежали на соломе...
- Под телегой?
- Да... Он мне сказал: "Как сама хочешь, девка... Ведь это тогда сладко, когда девка сама обнимет..." Поэтому я его считаю амантом...
- Третий кто был?
- Третий был муж, Иоганн Рабе, кирасир его величества короля Карла из мариенбургского гарнизона. Мне было 16 лет, пастор Глюк сказал: Я тебя воспитал, Элен Катерин, я хочу выполнить обещание, которое дал твоей покойной матери, и нашел тебе хорошего мужа...

- Мать, отца хорошо помнишь?
- Плохо... Отца звали Иван Скаврощук. Он еще молодой убежал из Литвы, из Минска, от пана Сапеги в Эстляндию и около Мариенбурга арендовал маленькую мызу. Там мы все родились, - четыре брата, две сестры и - я младшая. Пришла чума, родители и старший брат умерли. Меня взял пастор Глюк, - мне он второй отец. У него я выросла. Одна сестра живет в Ревеле, другая - в Риге, а где братья сейчас - не знаю. Всех разметала война...

- Ты любила мужа? - Я не успела... Наша свадьба была на Иванов день. О, как мы веселились! Мы поехали на озеро, зажгли Иванов огонь и в венках танцевали, пастор Глюк играл на скрипке. Мы пили пиво и поджаривали маленькие колбаски с кардамоном. Через неделю фельдмаршал Шереметев осадил Мариенбург... Когда русские взорвали стену, я сказала Иоганну: "Беги!.." Он бросился в озеро и поплыл, больше я его не видела... - Забыть тебе надо про него...
- Мне многое нужно забыть, но я легко забываю, - сказала Катерина и робко улыбнулась, вишневые глаза ее были полны слез.

Источники информации:

“Latvijas 12. gadsimta beigu - 17. gadsimta vācu piļu leksikons” Rīga, Latvijas vēstures institūta apgāds, 2004
I. Šterns “Latvijas vēsture 1290-1500” Latvija; “Daugava” 1997
Baltasars Rusovs “Livonijas kronika” Riga, Valtera un Rapas akc. sab. izdevums 1926
J. Krastiņš, I. Strautmanis, J. Dripe “Latvijas arhitektūra no senatnes līdz mūsdienām” Rīga, “Izdevniecība BALTIKA” 1998
Enciklopēdija “Latvijas pilsētas” Rīga “Preses nams”, 1999
http://lib.ru/HIST/LAZHECHNIKOW/novik.txt
http://az.lib.ru/t/tolstoj_a_n/text_0230.shtml

Посмотреть ссылки на сайты о замке на нашем форуме

Фотогалерея замка
Фото Р. Римша (2020 г.)

Фото Р. Римша (2009 г.)

Фото Р. Римша (1999 г.)

План замка

Старые изображения

Фото Эдуарда Шмидта
(2004 г.)

Фото Алексея avlad
(до 2005 г.)

Местонахождение

© Дизайн Ренаты Римша